Даша — самая первая кукла, которая появилась в моей жизни. Ее подарили, когда я родилась — если кто помнит, была в советские годы такая традиция, дарить на рождение девочки большую куклу. А она и вправду очень большая — не настолько, как знаменитые днепропетровские Натальи и Золушки, но намного больше, чем были куклы всех моих подружек (да и мои остальные).

Одно из самых ранних воспоминаний: я «веду» ее перед собой, то есть несу так, чтобы ее ноги касались пола, еще и подталкиваю их своими, чтобы она как будто шагала, и приговариваю: «Доча, доча…» Слегка наклонив голову, я упираюсь подбородком ей в макушку. Рост Даши — примерно 55 сантиметров. Значит, мне тогда было не больше двух лет.

Однако дочкой я ее никогда не ощущала, да и вообще очень мало играла с ней. Во-первых, она была не девочка, а дама, несмотря на короткое детское платьице в желто-черную клетку — серьезное лицо, недетский задумчивый взгляд. Во-вторых, она просто была слишком большая — для нее не было кукольных друзей ни у меня, ни у моих подружек, ей безнадежно коротка была кукольная кроватка, у нее не было одежек, кроме того клетчатого родного платья. Да и я сама была, видимо, для нее слишком мала.

Зато я с ней играла в девочку.

Меня очень рано начали стыдить, что я, такая большая, все еще играю в куклы. Мои сознательные, подробные, последовательные воспоминания начинаются лет с пяти. Отчетливо помню: в шесть уже стыдили. Это не удивительно, если вспомнить, что по традициям того времени ребенок, поступив в первый класс, должен был расстаться с игрушками навсегда. Я знаю многие семьи, в которых так и было. А шесть лет — подготовка к школе, скоро в первый класс... Думаю, что детство свое я чуть-чуть не доиграла именно из-за этого. Я была очень послушной девочкой, отчаянно стремилась соответствовать требованиям, малейший знак неодобрения вызывал угрызения совести, продолжающиеся много дней. Отказаться от игр было выше моих сил — я в них жила, у каждой моей куклы был свой характер, свои привычки и предпочтения. Но очень тяжело было, играя в куклы, сознавать, что я делаю что-то пусть не запрещенное, но все-таки не одобряемое взрослыми. И, наверное, как раз отсюда моя любовь к винтажкам — как продолжение детства, но без чувства вины. Есть у меня и другие куклы, хорошие, разные, игровые и коллекционные, а все-таки без винтажек не могу обойтись.

Так вот, в шесть лет я играла с Дашей в Маленькую Девочку. Игры, собственно, почти не было — вся игра была внутри, у меня в голове. Я гуляла по улице с Дашей на руках и представляла, что я — маленькая девочка. Как та, из стихотворения, с мишкой. «Я рубашку сшила мишке, я сошью ему штанишки»... И мне, как и ей, совершенно не стыдно — и не может быть стыдно, — гулять с куклой по улице. Потому что мы Маленькие Девочки. Нам можно!

До сих пор помню то сладкое, волнительное, немного запретное чувство.

Потом Даша была на долгое время забыта. Сидела на верху серванта, а я играла вместе с подружками с другими куклами — поменьше. 30-40 сантиметров — и сейчас мой любимый формат.

Эти куклы у нас были дочками, умницами-разумницами, помощницами, прилежными ученицами. Мы лепили им посуду из глины, шили одежки — на них-то всегда хватало лоскутков, — у них даже были самодельные книжки и тетрадки. Однажды мы с подружкой даже кроватки им сколотили из обрезков штакетника, оставшегося после постройки нового забора.

А после двенадцати лет мы уже играли только «пупсиками» — маленькими стройными куколками, которых обычно называют Дюймовочками, потому что большинство из них выпускалось в наряде Дюймовочки — наклеенная блузка из полосок ткани, юбка-цветок и колпачок-колокольчик на голове.

Было еще недолгое возвращение к Даше — тихая, почти бессловесная игра, где она была заботливой старшей сестрой, оберегающей и защищающей младших в каком-то диком средневековом краю. Видимо, что-то, навеянное фильмом «Сказка странствий». И все. Потом уже были «Ученик лекаря», «Капитан Фракасс» и «Не покидай», я окончательно перешла на «пупсиков», мастерила им фургон для бродячего театра, костюмы и декорации, а Даша молча смотрела на нас со своего места на высоком серванте, почти под самым потолком.

Став студенткой и переехав в Уфу, я о Даше вовсе не вспоминала. Наши с сестрой куклы сидели на серванте очень долго — когда я закончила институт и вышла замуж, они еще были там. Я забрала любимую Олечку, но взять кого-нибудь еще мне даже в голову не пришло. Через какое-то время куклы исчезли. Я о них никогда не спрашивала и была уверена, что их выкинули — раз уж выкинули даже моих горячо любимых и не занимающих много места «пупсиков», которых я просила сохранить.

Потом у меня родилась дочка, и когда она подросла, я стала не только ездить с ней в гости к родителям, но и оставлять ее там пожить летом. И тогда куклы неожиданно всплыли. Оказалось, они не были выброшены, просто перекочевали в чулан. Первой выплыла как раз Даша — с всклокоченными, слипшимися в пряди волосами, повисшей на растянутой резинке рукой (диск отломился, еще когда я сама была девочкой, и был заменен резинкой) и без платья. Вместо платья на ней была старая детская распашонка — видимо, еще моя.

Мне стало жалко куклу, и когда мы с дочкой поехали домой, я прихватила ее с собой, чтобы помыть, привести в порядок, одеть и вернуть обратно.

Бедная Даша! От времени и, вероятно, от неправильного хранения (чулан не отапливался) пластик стал очень хрупким. Оказалось, что и на второй руке диск почти оторван, и когда я попыталась осторожно снять ручку, он оторвался совсем. Потом в процессе мытья наполовину оторвался диск на ноге. И, наконец, когда я вымыв куклу и расчесав ей волосы, положила ее ненадолго на стул, мой муж случайно сел на нее! Однако он же ее и спас. Видимо, чувствуя теперь за нее некоторую ответственность, муж приплавил паяльником отрывающийся диск на ноге, помог прикрепить резинкой отвалившуюся руку, а треснувшую спинку не только спаял, но еще и скрепил проволочными скобками — почти настоящая хирургия!

Кстати, Даша — одна из немногих кукол, которую муж оценил по достоинству, сказав, что у нее необычное для куклы красивое и взрослое лицо. Она и правда выглядит взрослой, и у нее очень доброе, внимательное и мудрое выражение лица — совсем материнское. Забавно, что точь-в-точь  такое выражение было у нашей старой кошки, почти моей ровесницы, к которой я в детстве, когда обидят, ходила жаловаться.

Шить я практически не умею, для меня это подвиг, поэтому Даша получила кукольное платьице из магазина игрушек. А когда я снова повезла дочку в гости к бабушке и дедушке и хотела вернуть туда же повеселевшую и принарядившуюся Дашу, мой отец сказал: «Если ты ее привезешь, я ее в печку выброшу». Не факт, что он так бы и поступил, но рисковать первой куклой моего детства я, разумеется, не хотела.

Так Даша и переехала ко мне на постоянное место жительства. Правда, ей так никто и не играет. Но, думаю, она все-таки должна быть довольна, что живет теперь не в темном пыльном и холодном чулане, а в светлой и теплой квартире.

Вика